Фотожурналист Игорь Гаврилов: Жизнь, пойманная врасплох. Игорь гаврилов

Снимки с историями от прославленного фотографа Игоря Гаврилова, посвятившего своей непростой профессии более 40 лет.

Игорь Гаврилов - живая легенда советской фотожурналистики. Его работы удивительны, каждая фотография - это жизнь, не прикрытая, а пойманная врасплох. Многие гениальные снимки автора не публиковались в свое время лишь потому, что были слишком правдоподобны.

Для Игоря главный жанр - аналитический репортаж. Главная цель в работе - сфотографировать правду, в поисках которой он объездил всю Россию, работал в 50 странах зарубежья, фотографировал практически во всех горячих точках нашей страны, на седьмой день после взрыва летал над реактором Чернобыльской АЭС.

Профессионализм, огромная любовь к своей работе, и правильные принципы сделали работу Игоря значимой и всемирно признанной. Снимки фотографа публиковались в самых престижных мировых изданиях: Paris Matsh, Le photo, Stern, Spiegel, Independent, Elle, Рlay boy - и многих других. Номинирован на название «Лучший фотограф года» от журнала «Time». Лауреат премии World Press Photo.

29 марта в издании «Русский репортер» вышел материал, в котором были отобраны 50 кадров фотографа, сделанные им в самые разные периоды жизни - от студенческих лет до совсем недавних поездок по планете. Игорь рассказал о каждом снимке - где-то в двух словах, где-то подробно, а где-то - и с отступлениями в более общие темы.

Получился пронзительный рассказ, заставляющий смотреть на фотографии совсем под другим углом.

1. Коммуналка

Конец 80-х - начало 90-х. Коммуналка. Выглядит как декорация на «Мосфильме», где строятся временные перегородочки, изображающие какую-то жизнь. Но это вполне себе реальная квартира.

Меня попросили снять тему про коммуналки. Я не только в одной этой квартире был, а напряг всех своих знакомых, которые знают или имеют знакомых, живущих в коммунальных квартирах. Но вот эта меня совершенно поразила. В кадре - большая комната одной семьи. Там вот в углу сидит мать, внизу под нами это ее дочка весьма милая. Они просто разгородили эту большую комнату фанерной перегородкой, чтобы как-то отделиться друг от друга. Но разгородили не до потолка, а до середины, и поэтому можно было забраться на эту перегородку, и оттуда сделать такой кадр. Помню, пылища там не протиралась, я думаю, полгода или год, слез я оттуда весь в какой-то паутине, пыли, черте в чем.

2. Символ эпохи

То, с чем мы жили и достаточно долгие годы, когда человек приходил в магазин и видел там совершенно пустые прилавки. Это начало 90-х или 89-й.

3. «Где ты был?..»

Кадр с самой несчастливой судьбой. Я его сделал на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске. В те дни туда съехалось достаточно большое количество иностранцев из соцлагеря, много корреспондентов. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал. На меня набросился какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему я снимаю инвалидов, откуда я взялся.

В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его ни предлагал, его нигде не принимали. Главный редактор журнала «Советское фото» лично своими руками этот кадр три раза выкладывала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы - «Интерпресс-фото» или World Press Photo, сопровождая свои действия нелицеприятными комментариями.

Задули ветра перестройки. В «Советском фото» собрался полный редакционный зал московских фотокорреспондентов, предмет обсуждений - как осовременить журнал. Я достал этот снимок со словами: «Просто вот такие фотографии печатайте». И в ответ услышал: «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в „Советское фото“?»

4. Одинокий, но мудрый

Это День Победы, год примерно 76-77. Такая сценка образовалась на набережной. Я считаю, что самый мудрый - это тот, который посередине стоит один, он делом занимается: пьет пиво, ест бутерброд. А эти еще неизвестно чем будут заниматься.

5. Землетрясение в Армении

Списки людей, которых нашли и сумели опознать. Они висят на стекле - пресс-центр там импровизированный в каком-то зданьице - и вот люди все время подходят, читают.

.

Главный инженер швейной фабрики. Его выкапывали из завалов разрушенной фабрики 2,5 часа, всё это время я стоял под качающейся плитой на торчащей балке. Понятно, что за два с половиной часа я мог наснимать массу фотографий, но какая-то сила держала меня на этом небезопасном месте. Три, четыре кадра - всё что я успел снять со своей позиции. Мог ничего не снять. И все-таки это один из лучших кадров вот в этой серии. Вот кто мне помог? Я склонен думать на Него. Ну да, а может быть просто так получилось.

Когда я приехал в Москву, показал фотографии, «Огонек» дал номинально один разворот достаточно спокойных фотографий. И мне было очень больно.

Я надеялся, что напечатают больше фотографий и более сильных. И я отправил это все в «Тайм», и «Тайм» вышел с главным репортажем номера. И они номинировали меня за этот репортаж на лучшего репортера года.

7. Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве

Это начало 80-х. Девушки на снимке - модели конкурса, им сушат прически вот под этим прекрасным плакатом. Самое интересное то, что этот снимок был опубликован в журнале «Огонек» в те годы, до перестройки, но несколько скадрированный. Главный художник вынес из кабинета большие ножницы длиной сантиметров 20 и со словами «ты что, ох…, Гаврилов» отрезал плакат.

8. Похороны Высоцкого

Таганка, напротив театра. Похороны Владимира Семеновича Высоцкого. Я простоял у гроба в театре часа два, не мог уйти. С экспозицией ошибся, а когда вышел на площадь, это все увидел. И только сейчас вот, буквально в этом году я понял, что на самом деле похороны Высоцкого - это первый несанкционированный митинг в Советском Союзе. Первое всенародное неповиновение той власти, когда люди пришли - никто их не созывал, никто их не загонял, как это делалось на демонстрации 7 ноября или 1 мая, - а они пришли.

9. Слишком свободный

Спецприемник в Москве на Алтуфьевском шоссе. Я там снимал несколько раз и всякий раз - с большим интересом. Ну, что говорить? С большой болью - это слишком напыщенно. Да нет, боли-то особой не было. Но детей жалко. Туда собирают всех убежавших из дома, найденных на вокзалах, на улицах.

Вот этого мальчика когда стригли, с него вши прыгали, метра на три от него. Я еле успевал отмахиваться, думал, что сам весь завшивлю, пока его снимал.

10. Безотходное производство

70-е, Москва. Безбожный переулок. Напротив вот того окошка, в которое люди сдают посуду, только что отмытую от этикеток в луже, находится магазин «Минеральные воды» - достаточно известный в Москве. Для того чтобы сдать посуду, получить деньги, перейти напротив и купить вина или пива, которое там тоже продавалось, люди этим делом и занимались.

11. Жизнь после Афгана

Конец 80-х. Подмосковье. Это реабилитационный госпиталь для солдат, вернувшихся из Афганистана. Там такие вот мальчики были. Целый госпиталь - человек 500, которые только что вернулись оттуда и видели смерть. С ними трудно приходилось персоналу.

12. Лучшая фотография 1990 года в Америке

6 ноября 1990-й год, задание журнала «Тайм» - снять оформление города перед 7 ноября. Это последнее 7 ноября, когда прошла коммунистическая демонстрация. Кадр был напечатан в «Тайме», и потом он вошел в лучшие фотографии года в Америке - здоровая книга, она у меня есть. А назавтра уже ничего не стало. Все, последняя демонстрация, последний парад. Абзац.

13. Фотография не стоит горя, причиненного ради этой фотографии

Я снимал что-то в Грузии - и вдруг сошла лавина в Сванетии. Один мужчина-сван оказался внизу, когда сошла лавина на его село, и вот по горным дорогам мы вместе поехали на место трагедии. Наша дорога заняла три или четыре дня. Приехали - всё селение разрушилось. Я начал снимать. Никого не было на улицах, никого абсолютно. И вдруг я увидел, вот к этому остатку дома поднимаются вот эти люди - мужчина, женщина и ребенок, они несут в руках стаканчики маленькие с чачей или с водкой. У мужчины на груди портрет погибшего под лавиной его родственника. Я понимаю, что я сейчас могу сделать достаточно такой жесткий кадр. Они идут. Я знаю, где его делать, знаю, как его делать. Жду. Вот они подходят, я поднимаю аппарат к глазам, один раз нажимаю. Тишина полнейшая - горы. И мужчина этот на меня посмотрел. За спиной у меня стоит мой сван, с которым я приехал, вот он мне положил руку на плечо и говорит: «Ему не нравится, что ты фотографируешь».

И я не стал больше снимать, не сделал ни одного кадра. Женщина плакала, рыдала, на колени бросалась и снег разгребала, и ребенок стоял в стороне такой странный, с какой-то шапкой, на один глаз натянутой, и мужчина. Я не стал снимать. А когда все это закончилось, мужчина подошел ко мне и пригласил на поминки в землянку. Чужих приглашать на такие мероприятия там не принято, но меня пригласили за проявленное уважение.

14.
Ни одна фотография не стоит горя, причиненного людям ради этой фотографии. Можно потом оправдываться - вот ее увидят миллионы, то, се, пятое, десятое. Несмотря на жесткость нашей профессии, на жесткость тех ситуаций, в которых мы иногда бываем, нужно, прежде всего, оставаться человеком, а потом уже - профессионалом.

15. Детки в клетках

Самая первая публикация в журнале «Огонек» из мест не столь отдаленных - раньше в Советском Союзе такого рода материалы не печатали. Это Судская колония для несовершеннолетних преступников. За четыре дня я сделал материал, который, в общем-то, принес мне достаточно много славы и много медалей, был опубликован в Independent Magazine английском, и во многих книгах был опубликован. Тогда не было цифровой камеры, я не мог на дисплее посмотреть, а правильно ли у меня тень упала. Я именно этой тени и добивался. Это в карцере, парень сидит и смотрит на меня, хотя я даже не просил его смотреть.

16. Дорога смерти

Начало пути на Памир, начало 80-х. Это одна из самых трудных командировок. Мы проехали по дороге Хорог - Ош, а эту дорогу называли дорогой смерти. Там высокогорье, 4,5 - 5 тысяч метров, дорога - серпантины, обрывы. И коробка передач у нас полетела на машине. Если бы не пограничники… Там все друг другу помогают, потому что понимают, что остановись ты на этой дороге на ночь, и ты можешь уже не проснуться.

17. Погода нелетная

Это «Домодедово» аэропорт, 70-е годы. Я бегу от электрички к зданию аэровокзала. Была плохая погода, и долгое время самолеты не летали, и поэтому все неулетевшие рассосались по аэропорту и вокруг. Человек на снимке - не улетел, он спит вот в конце этого железнодорожного «путя».

18. В первый раз

Это будущий лейтенант, перед первым самостоятельным полетом. Вот такой у него взгляд. В первый раз инструктора с ним не будет, он сидит первый в спарке. Это, по-моему, Оренбургское летное училище или Омское - в общем, в тех краях.

19. Строим будущее

Это Сахалин, 1974 год. Я поехал на практику студенческую фотокорреспондентом стройотряда. На этом кадре мои друзья-однокурсники. А тот человек, который держит за ноги непонятно кого уже - это Егор Верен, который сейчас один из руководителей «Интерфакса». Это ребята под теплотрассой прокладывают электрический кабель, один другому передают конец.

20. С вендеттой всё в порядке

Корсика. Я путешествовал по Корсике на машине главы корсиканской мафии. Мы поехали высоко в горы. Там был какой-то поэт, художник, писатель - очень милые люди, мы с ними беседовали, пили вино. Я отошел от компании, увидел вот этих вот двух колоритных ребят. Это жители поселка высоко в горах. Я по-французски очень плохо говорю. А у них еще какое-то наречие. Ну, в общем, я не нашел ничего лучше как спросить: «А как у вас тут с вендеттой?». И один из них тут же полез за спину и вынимает из-под рубашки пистолет и говорит: «А вот мы к вендетте всегда готовы. Вот вендетта - пожалуйста». И ну потом так мило улыбнулся.

Быть может, советская эпоха и не ассоциируется у нас сейчас со временем расцвета фотографии, однако она подарила нам немало прекрасных мастеров. Все они так или иначе сталкивались с препятствиями на своем творческом пути, но не все стали неофициальными, андеграундными фотографами. Некоторые, как, например, Игорь Гаврилов, сумели сохранить свой творческий почерк, публикуясь при этом в ведущих изданиях.

Игорь Гаврилов родился в 1952 году в Москве и фотографией увлекся еще в детстве. В школе он активно занимался любительской фотосъемкой, что помогло ему в 1970 году стать победителем Всесоюзного конкурса среди выпускников школ.

Дальнейший путь был, по сути, предопределен - Игоря вне конкурса зачислили на факультет журналистики МГУ, в только что образованную группу, готовившую профессиональных фотокорреспондентов.

«Жизнь после Афгана». Конец 1980-х годов, Подмосковье. Фото Игоря Гаврилова

Еще на старших курсах Игорь получает предложение о сотрудничестве от журнала «Огонек», в котором в те годы была самая профессиональная фотослужба. В итоге этот союз продлится почти полтора десятилетия.

Лучшая фотография 1990 года в Америке. Фото Игоря Гаврилова

Но с конца 80-х, когда становится возможной взаимодействие с западными изданиями, Игорь активно начинает работать «на мир», став московским корреспондентом журнала Time, который в том же году номинировал его на звание фотографа года.

Кадр сделан на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске.

Советские фотографии Игоря Гаврилова удивляют. Прежде всего, те, которые были опубликованы. В них вроде бы обычный, «правильный», порой скучный соцреализм. Но это только на первый взгляд. Если приглядеться к снимкам внимательнее, то можно понять, что они намного глубже своего первого, «официального», слоя.

«Детки в клетках». Самая первая публикация Игоря Гаврилова в журнале «Огонек».

Что уж говорить о тех фотографиях, которые не прошли цензуру или были сделаны уже во времена, когда цензура умерла! Искренняя и неприукрашенная правда жизни - самое важное для Игоря. Зафиксировать реальность именно такой, как она есть.

«Одинокий, но мудрый». День Победы, 1977 год.

Например, репортаж из Армении в дни страшного землетрясения 1988 года, за который Игорь и был номинирован, и с которого началось его сотрудничество с Time. В нем подлинная боль людей, потерявших кров и близких, весь ужас трагедии.

Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве. Фото Игоря Гаврилова

И при этом - никакой «чернухи» с целью посильнее надавить на зрителя. Фотографии из реабилитационного госпиталя для «афганцев», из колонии для несовершеннолетних... да даже просто из студенческого отряда на Сахалине - везде виден фирменный почерк Игоря.

Землетрясение в Армении. Фото Игоря Гаврилова

Сегодня Игорь Гаврилов - признанный мастер, чьи фотографии печатали, кажется, все ведущие издания мира. Он лауреат множества наград, включая премию World Press Photo.

Похороны Высоцкого. Фото Игоря Гаврилова

Но Игорь по-прежнему много снимает, сотрудничая с разными агентствами и СМИ. В самом деле, фоторепортер никогда не знает, какой репортаж станет вершиной его карьеры.

«Строим будущее». Сахалин, 1974 год. Фото Игоря Гаврилова

А почему бы мне не попробовать вести здесь блог о фотографии? А вдруг получится!

Поскольку я сам фоторепортер, то и герои моих рассказов будут люди, имеющие отношение к репортажному фото: фоторепортеры, документальные фотографы, фотожурналисты. Это будут как классики советской, российской и зарубежной фотошколы, так и наши с вами современники.

Почти год назад, 17 мая в Сахалинком областном художественном музее состоялось открытие большой фотовыставки "Гран-при по-русски" - фотографии советских и российских призеров международного конкурса "World Press Photo" с 1955 по 2013 год .(). На открытие экспозиции приехали одни из авторов выставки, призеры WPP, замечательные фотографы , Игорь Гаврилов и Сергей Ильницкий.

Слево направо: фотограф EPA - европейского пресс-агентства Сергей Ильницкий, куратор выставки, руководитель организации "РУСС ПРЕСС ФОТО" фотограф Василий Прудников, шеф-фотограф бюро агентства Associated Press в России фотограф Александр Земляниченко и руководитель российского направления в агентстве East News фотограф Игорь Гаврилов.

Вот с Игоря Гаврилова я и хочу начать свой рассказ.

Игорь Гаврилов родился в 1952 году в Москве. В 1970 окончил среднюю общеобразовательную школу. В этом же году стал победителем Всесоюзного конкурса среди выпускников школ «Проходной бал» и получил право внеконкурсного поступления на факультет журналистики МГУ имени Ломоносова. С 1975 по 1988 год фотокорреспондент журнала «Огонек». В 1988-м получает предложение к сотрудничеству от журнала « Time» и становится его московским корреспондентом, в этом же году был номинирован на название «Лучший фотограф года» от журнала « Time». Лауреат премии Worl Press Photo.

Игорь Гаврилов - живая легенда советской фотожурналистики. Его работы удивительны, каждая фотография - это жизнь, не прикрытая, а пойманная врасплох. Многие снимки автора не публиковались в свое время лишь потому, что были слишком правдоподобны.

Для Игоря главный жанр - аналитический репортаж. Главная цель в работе - сфотографировать правду, в поисках которой он объездил всю Россию, работал в 50 странах зарубежья, фотографировал практически во всех горячих точках нашей страны, на седьмой день после взрыва летал над реактором Чернобыльской АЭС.

Профессионализм, огромная любовь к своей работе, и правильные принципы сделали работу Игоря значимой и всемирно признанной. Снимки фотографа публиковались в самых престижных мировых изданиях: Paris Matsh, Le photo, Stern, Spiegel, Independent, Elle, Рlay boy - и многих других.

На творческой встрече с островными любителями фотографии. Сахалинский областной художественный музей, 19 мая 2013 года.

Фотографии Игоря Гаврилова с его комментариями. (Фото публикуются не в хронологическом порядке).

Начало 90 годов. Кадр сделан во время, пожалуй, самой длинной моей командировки. Это была серия репортажей об Урале. И мы проехали на машине с Южного Урала до самого севера, до Ивделя, где я снимал колонию для пожизненно осужденных. И по пути мы постоянно натыкались на такого рода страшилки – то есть вся страна была уставлена какими-то совершенно фантасмагорическими памятниками советской эпохи – это серпы и молоты, трактора на постаментах, всевозможные Ленины всех размеров и разной степени облупленности.

Конец 80-х. Подмосковье. Это реабилитационный госпиталь для солдат, вернувшихся из Афганистана. Там такие вот мальчики были. Целый госпиталь - человек 500, которые только что вернулись оттуда и видели смерть. С ними трудно приходилось персоналу.

6 ноября 1990-й год, задание журнала «Тайм» - снять оформление города перед 7 ноября. Это последнее 7 ноября, когда прошла коммунистическая демонстрация. Кадр был напечатан в «Тайме», и потом он вошел в лучшие фотографии года в Америке. А назавтра уже ничего не стало. Все, последняя демонстрация, последний парад. Абзац.

Кадр с самой несчастливой судьбой. Я его сделал на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске. В те дни туда съехалось достаточно большое количество иностранцев из соцлагеря, много корреспондентов. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал. На меня набросился какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему я снимаю инвалидов, откуда я взялся.
В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его ни предлагал, его нигде не принимали. Главный редактор журнала «Советское фото» лично своими руками этот кадр три раза выкладывала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы - «Интерпресс-фото» или World Press Photo, сопровождая свои действия нелицеприятными комментариями.
Задули ветра перестройки. В «Советском фото» собрался полный редакционный зал московских фотокорреспондентов, предмет обсуждений - как осовременить журнал. Я достал этот снимок со словами: «Просто вот такие фотографии печатайте». И в ответ услышал: «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в „Советское фото“?»

Это начало 80-х. Девушки на снимке - модели конкурса, им сушат прически вот под этим прекрасным плакатом. Самое интересное то, что этот снимок был опубликован в журнале «Огонек» в те годы, до перестройки, но несколько скадрированный. Главный художник вынес из кабинета большие ножницы длиной сантиметров 20 и со словами «ты что, ох..., Гаврилов» отрезал плакат.

Самая первая публикация в журнале «Огонек» из мест не столь отдаленных - раньше в Советском Союзе такого рода материалы не печатали. Это Судская колония для несовершеннолетних преступников. За четыре дня я сделал материал, который, в общем-то, принес мне достаточно много славы и много медалей, был опубликован в Independent Magazine английском, и во многих книгах был опубликован. Тогда не было цифровой камеры, я не мог на дисплее посмотреть, а правильно ли у меня тень упала. Я именно этой тени и добивался. Это в карцере, парень сидит и смотрит на меня, хотя я даже не просил его смотреть.

Это День Победы, год примерно 76-77. Такая сценка образовалась на набережной. Я считаю, что самый мудрый - это тот, который посередине стоит один, он делом занимается: пьет пиво, ест бутерброд. А эти еще неизвестно чем будут заниматься.

Землетрясение в Армении 1988 год. Списки людей, которых нашли и сумели опознать. Они висят на стекле - пресс-центр там импровизированный в каком-то зданьице - и вот люди все время подходят, читают.

Этот кадр – это просто вот по улице шел – доля секунды – на меня несли гробы. Ждали повторных толчков. Об этом много написано. Это жуткое совершенно зрелище.

Главный инженер швейной фабрики. Его выкапывали из завалов разрушенной фабрики 2,5 часа, всё это время я стоял под качающейся плитой на торчащей балке. Понятно, что за два с половиной часа я мог наснимать массу фотографий, но какая-то сила держала меня на этом небезопасном месте. Три, четыре кадра - всё что я успел снять со своей позиции. Мог ничего не снять. И все-таки это один из лучших кадров вот в этой серии. Вот кто мне помог? Я склонен думать на Него. Ну да, а может быть просто так получилось. Когда я приехал в Москву, показал фотографии, «Огонек» дал номинально один разворот достаточно спокойных фотографий. И мне было очень больно. Я надеялся, что напечатают больше фотографий и более сильных. И я отправил это все в «Тайм», и «Тайм» выходит с моим кадром на первой полосе, и потом – разворот фотографий, огромный разворот, в полчеловеческого роста – колонка текста, крупно фамилия моя и фотографии и сильно отобранные фотографии. Чуть ли ни на полосу – как этого директора фабрики откапывают. Когда я увидел репортаж, у меня мурашки по коже пошли, потому что я не видел, чтобы так вот печатали. Но самое удивительное было то, что где-то через неделю мне позвонил корреспондент «Индепендент» и сказал, что им только что позвонили из пресс-службы Маргарет Тэтчер и просили передать автору что они впервые видели Маргарет Тэтчер с мокрыми глазами, когда она смотрела мой репортаж, и после этого она распорядилась оказать очень существенную материальную помощь Армении. Ну, то есть я считаю, что я свою функцию, в общем-то, в этой жизни, как фотограф, этим репортажем выполнил. Одно дело – делать фотографии, и другое дело, когда эти фотографии реально помогают людям. С гордостью могу об этом говорить.

28 июля 1980 года, Таганка, напротив театра. Похороны Владимира Семеновича Высоцкого. Я простоял у гроба в театре часа два, не мог уйти. С экспозицией ошибся, а когда вышел на площадь, это все увидел. И только сейчас вот, буквально недавно я понял, что на самом деле похороны Высоцкого - это первый несанкционированный митинг в Советском Союзе. Первое всенародное неповиновение той власти, когда люди пришли - никто их не созывал, никто их не загонял, как это делалось на демонстрации 7 ноября или 1 мая, - а они пришли.

Это Сахалин, 1974 год. Я поехал на практику студенческую фотокорреспондентом стройотряда. На этом кадре мои друзья-однокурсники. А тот человек, который держит за ноги непонятно кого уже - это Егор Верен, который сейчас один из руководителей «Интерфакса». Это ребята под теплотрассой прокладывают электрический кабель.

70 годы. Якутия, река Лена – одна из самых моих интересных командировок, в которую я ездил со своим другом, журналистом, сейчас писателем и сценаристом Сережей Марковым. Нам дали корабль Академии наук, и мы на этом научном судне за месяц прошли от Якутска до Тикси. Останавливаясь, естественно. И тайменя ловили, и к рыбакам ездили. Это как раз одна из рыбацких стоянок, на которую нас бросили на вертолете, что тоже в те годы было достаточно просто сделать. То есть мы подсели на вертолете утром, вечером нас забрали обратно, на наш корабль. И этот стол – то, что осталось после нашего обеда. Таз – это из-под черной икры. А ребеночек, поскольку у них там с игрушками плохо, играл потом бутылками из-под выпитой водки.

Конец 80-х - начало 90-х. Коммуналка. Выглядит как декорация на «Мосфильме», где строятся временные перегородочки, изображающие какую-то жизнь. Но это вполне себе реальная квартира. Меня попросили снять тему про коммуналки. Я не только в одной этой квартире был, а напряг всех своих знакомых, которые знают или имеют знакомых, живущих в коммунальных квартирах. Но вот эта меня совершенно поразила. В кадре - большая комната одной семьи. Там вот в углу сидит мать, внизу под нами это ее дочка весьма милая. Они просто разгородили эту большую комнату фанерной перегородкой, чтобы как-то отделиться друг от друга. Но разгородили не до потолка, а до середины, и поэтому можно было забраться на эту перегородку, и оттуда сделать такой кадр. Помню, пылища там не протиралась, я думаю, полгода или год, слез я оттуда весь в какой-то паутине, пыли, черте в чем.

Символ эпохи. То, с чем мы жили и достаточно долгие годы, когда человек приходил в магазин и видел там совершенно пустые прилавки. Это начало 90-х или 89-й.

Начало пути на Памир, начало 80-х. Это одна из самых трудных командировок. Мы проехали по дороге Хорог - Ош, а эту дорогу называли дорогой смерти. Там высокогорье, 4,5 - 5 тысяч метров, дорога - серпантины, обрывы. И коробка передач у нас полетела на машине. Если бы не пограничники... Там все друг другу помогают, потому что понимают, что остановись ты на этой дороге на ночь, и ты можешь уже не проснуться.

Я снимал что-то в Грузии - и вдруг сошла лавина в Сванетии. Один мужчина-сван оказался внизу, когда сошла лавина на его село, и вот по горным дорогам мы вместе поехали на место трагедии. Наша дорога заняла три или четыре дня. Приехали - всё селение разрушилось. Я начал снимать. Никого не было на улицах, никого абсолютно. И вдруг я увидел, вот к этому остатку дома поднимаются вот эти люди - мужчина, женщина и ребенок, они несут в руках стаканчики маленькие с чачей или с водкой. У мужчины на груди портрет погибшего под лавиной его родственника. Я понимаю, что я сейчас могу сделать достаточно такой жесткий кадр. Они идут. Я знаю, где его делать, знаю, как его делать. Жду. Вот они подходят, я поднимаю аппарат к глазам, один раз нажимаю. Тишина полнейшая - горы. И мужчина этот на меня посмотрел. За спиной у меня стоит мой сван, с которым я приехал, вот он мне положил руку на плечо и говорит: «Ему не нравится, что ты фотографируешь». И я не стал больше снимать, не сделал ни одного кадра. Женщина плакала, рыдала, на колени бросалась и снег разгребала, и ребенок стоял в стороне такой странный, с какой-то шапкой, на один глаз натянутой, и мужчина. Я не стал снимать. А когда все это закончилось, мужчина подошел ко мне и пригласил на поминки в землянку. Чужих приглашать на такие мероприятия там не принято, но меня пригласили за проявленное уважение.

Ни одна фотография не стоит горя, причиненного людям ради этой фотографии. Можно потом оправдываться - вот ее увидят миллионы, то, се, пятое, десятое. Несмотря на жесткость нашей профессии, на жесткость тех ситуаций, в которых мы иногда бываем, нужно, прежде всего, оставаться человеком, а потом уже - профессионалом.

Задание журнала «Фокус», немецкий журнал, один из основных в Германии. Репортаж о тяжелой судьбе детей в России и в Украине, то есть вот на этом восточном пространстве, чтобы как-то прошибить этих зажравшихся бюргеров и показать им, что не все в мире так хорошо, как у них на участке. Это Львовская область, от Львова еще километров 100 с лишним – маленький, старенький детский дом в селе Лаврив. Когда мы туда приехали с корреспондентом Борисом Райтшустером – молодой такой, талантливый парень, корреспондент здесь был, работал, – сидит директор детского дома, небольшого роста, плотный такой, круглоголовый человек, которому на хрен не нужны никакие корреспонденты.

Директор прекрасно понимает, что далеко не в лучшем виде, так сказать, предстает перед прессой, тем более перед международной прессой. Звали его тоже Игорь. Но мы с ним выпили водки, как-то подружились, и он разрешил снимать. И дней пять мы с утра до ночи проводили в этом детском доме. Я приезжал туда на подъем. Ну, и здесь в принципе видно, в каком состоянии находится этот детский дом.

Я придерживался такой чуть-чуть синевато-голубоватой гаммы, чтобы и карточки были холодные. Потом мы с Борисом еще два или даже три раза ездили на Украину растаможивать гуманитарную помощь – несколько фур, то есть автопоезд целый с вещами (с телевизорами, джинсами, едой и пр.) и 200 с лишним тысяч евро на счет детского дома поступило благодаря нашему репортажу.

Середина 80-х. Колхозный рынок. Пришли мы туда за чехонью к пиву, ну и заодно вот сделал такой кадр.

"Сейчас я снимаю намного реже. Это тема отдельного и достаточно длинного разговора. Я не люблю снимать то, что неинтересно. Не умею снимать для себя, не научился. Еще, может быть, научусь – сейчас пойду на пенсию и буду учиться. Иногда надо сделать остановку, наверное. Люди же делают остановки и потом нормально начинают. Я не знаю, что будет со мной впереди. Снимать хочется, но я не знаю, что. Я не знаю, как сказать то, что я хотел бы сказать, фотографическим языком. Другими языками я не владею. Я, скорее, больше обдумываю, нежели реализую. Одна из основных причин, видимо, та, что снято так много, и я побывал в таком множестве стран, городов, ситуаций, что практически все увидено. Жизнь, ведь она, можно сказать, что она бесконечна и безгранична, а с другой стороны все это – несколько кругов, которые повторяются из века в век. И все наши взаимоотношения, они, в общем-то, повторяемы. А повторяться творчески очень и очень трудно, не всегда хочется.

Кто за это получает деньги, кто с этим смирился, кто может каждый день снимать пресс-конференции, тот это делает. Я не могу. Кто-то может каждый день снимать одну и ту же войну. Мне это не интересно. Кто-то может снимать каждый день памятники архитектуры. Мне это неинтересно. Мне неинтересно снимать театр, например, потому что там это не моя фотография, там за меня уже все сделали, а я только фиксирую то, что кто-то придумал.

Подсматривать за людьми, во-первых, стало сложнее, во-вторых, стало проще, в-третьих, этим уже вместо 100 человек занимается 100 миллионов человек в стране. Я не то что боюсь конкуренции, но мне неинтересно повторять то, что уже сделано.

Безо всякого кокетства я прекрасно понимаю, что... Нет, ну доля кокетства в этом, конечно же, есть, но я бы все-таки хотел научиться фотографировать в самом деле. В самом деле. Вот я что-то умею, но я многого не умею, я понимаю, что я очень многого не умею. Может быть, начну учиться фотографировать, пойду на пенсию и. ..Вдруг научусь", - говорит Игорь Гаврилов.

В публикации использованы кадры из архива И. Гаврилова и С. Красноухова.

Использованы материалы сайтов

Экология потребления.Люди:Снимки с историями от прославленного фотографа Игоря Гаврилова, посвятившего своей непростой профессии более 40 лет...

Игорь Гаврилов – живая легенда советской фотожурналистики. Его работы удивительны, каждая фотография − это жизнь, не прикрытая, а пойманная врасплох. Многие гениальные снимки автора не публиковались в свое время лишь потому, что были слишком правдоподобны.

Для Игоря главный жанр – аналитический репортаж. Главная цель в работе – сфотографировать правду, в поисках которой он объездил всю Россию, работал в 50 странах зарубежья, фотографировал практически во всех горячих точках страны, на седьмой день после взрыва летал над реактором Чернобыльской АЭС.

Профессионализм, огромная любовь к своей работе, и правильные принципы сделали работу Игоря значимой и всемирно признанной. Снимки фотографа публиковались в самых престижных мировых изданиях: Paris Matsh, Le photo, Stern, Spiegel, Independent, Elle, Рlay boy – и многих других. Номинирован на название «Лучший фотограф года» от журнала «Time». Лауреат премии World Press Photo.

В издании «Русский репортер» вышел материал, для которого отобрали 50 кадров фотографа, сделанных им в самые разные периоды жизни – от студенческих лет до недавних поездок по планете. Игорь рассказал о каждом снимке − где-то в двух словах, где-то подробно, а где-то – и с отступлениями в более общие темы.

Получился пронзительный рассказ, заставляющий смотреть на фотографии совсем под другим углом.

Коммуналка

Конец 80-х – начало 90-х. Коммуналка. Выглядит как декорация на «Мосфильме», где строятся временные перегородочки, изображающие какую-то жизнь. Но это вполне себе реальная квартира.

Меня попросили снять тему про коммуналки. Я не только в одной этой квартире был, а напряг всех своих знакомых, которые знают или имеют знакомых, живущих в коммунальных квартирах. Но вот эта меня совершенно поразила. В кадре − большая комната одной семьи. Там вот в углу сидит мать, внизу под нами это ее дочка, весьма милая. Они просто разгородили эту большую комнату фанерной перегородкой, чтобы как-то отделиться друг от друга. Но разгородили не до потолка, а до середины, и поэтому можно было забраться на эту перегородку, и оттуда сделать такой кадр. Помню, пылища там не протиралась, я думаю, полгода или год, слез я оттуда весь в какой-то паутине, пыли, черте в чем.

Символ эпохи

То, с чем мы жили и достаточно долгие годы, когда человек приходил в магазин и видел там совершенно пустые прилавки. Это начало 90-х или 89-й.

«Где ты был?...»

Кадр с самой несчастливой судьбой. Я его сделал на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске. В те дни туда съехалось достаточно большое количество иностранцев из соцлагеря, много корреспондентов. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал. На меня набросился какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему я снимаю инвалидов, откуда я взялся.

В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его ни предлагал, его нигде не принимали. Главный редактор журнала «Советское фото» лично своими руками этот кадр три раза выкладывала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы – «Интерпресс-фото» или World Press Photo, сопровождая свои действия нелицеприятными комментариями.

Задули ветра перестройки. В «Советском фото» собрался полный редакционный зал московских фотокорреспондентов, предмет обсуждений - как осовременить журнал. Я достал этот снимок со словами: «Просто вот такие фотографии печатайте». И в ответ услышал: «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в «Советское фото»?»

Одинокий, но мудрый

Это День Победы, год примерно 76-77. Такая сценка образовалась на набережной. Я считаю, что самый мудрый – это тот, который посередине стоит один, он делом занимается: пьет пиво, ест бутерброд. А эти еще неизвестно, чем будут заниматься.

Землетрясение в Армении

Списки людей, которых нашли и сумели опознать. Они висят на стекле – пресс-центр там импровизированный в каком-то зданьице – и вот люди все время подходят, читают.

Главный инженер швейной фабрики. Его выкапывали из завалов разрушенной фабрики 2,5 часа, всё это время я стоял под качающейся плитой на торчащей балке. Понятно, что за два с половиной часа я мог наснимать массу фотографий, но какая-то сила держала меня на этом небезопасном месте. Три, четыре кадра – всё что я успел снять со своей позиции. Мог ничего не снять. И все-таки это один из лучших кадров вот в этой серии. Вот кто мне помог? Я склонен думать на Него. Ну да, а может быть просто так получилось.

Когда я приехал в Москву, показал фотографии, «Огонек» дал номинально один разворот достаточно спокойных фотографий. И мне было очень больно.

Я надеялся, что напечатают больше фотографий и более сильных. И я отправил это все в «Тайм», и «Тайм» вышел с главным репортажем номера. И они номинировали меня за этот репортаж на лучшего репортера года.

Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве

Это начало 80-х. Девушки на снимке − модели конкурса, им сушат прически вот под этим прекрасным плакатом. Самое интересное то, что этот снимок был опубликован в журнале «Огонек» в те годы, до перестройки, но несколько скадрированный. Главный художник вынес из кабинета большие ножницы длиной сантиметров 20 и со словами «ты что, ох..., Гаврилов» отрезал плакат.

Похороны Высоцкого

Таганка, напротив театра. Похороны Владимира Семеновича Высоцкого. Я простоял у гроба в театре часа два, не мог уйти. С экспозицией ошибся, а когда вышел на площадь, это все увидел. И только сейчас вот, буквально в этом году я понял, что на самом деле похороны Высоцкого – это первый несанкционированный митинг в Советском Союзе. Первое всенародное неповиновение той власти, когда люди пришли – никто их не созывал, никто их не загонял, как это делалось на демонстрации 7 ноября или 1 мая, − а они пришли.

Слишком свободный

Спецприемник в Москве на Алтуфьевском шоссе. Я там снимал несколько раз и всякий раз – с большим интересом. Ну, что говорить? С большой болью – это слишком напыщенно. Да нет, боли-то особой не было. Но детей жалко. Туда собирают всех убежавших из дома, найденных на вокзалах, на улицах.

Вот этого мальчика когда стригли, с него вши прыгали, метра на три от него. Я еле успевал отмахиваться, думал, что сам весь завшивлю, пока его снимал.

Безотходное производство

70-е, Москва. Безбожный переулок. Напротив вот того окошка, в которое люди сдают посуду, только что отмытую от этикеток в луже, находится магазин «Минеральные воды» – достаточно известный в Москве. Для того чтобы сдать посуду, получить деньги, перейти напротив и купить вина или пива, которое там тоже продавалось, люди этим делом и занимались.

Жизнь после Афгана

Конец 80-х. Подмосковье. Это реабилитационный госпиталь для солдат, вернувшихся из Афганистана. Там такие вот мальчики были. Целый госпиталь – человек 500, которые только что вернулись оттуда и видели смерть. С ними трудно приходилось персоналу.

Лучшая фотография 1990 года в Америке

6 ноября 1990-й год, задание журнала «Тайм» − снять оформление города перед 7 ноября. Это последнее 7 ноября, когда прошла коммунистическая демонстрация. Кадр был напечатан в «Тайме», и потом он вошел в лучшие фотографии года в Америке – здоровая книга, она у меня есть. А назавтра уже ничего не стало. Все, последняя демонстрация, последний парад. Абзац.

Фотография не стоит горя, причиненного ради этой фотографии

Я снимал что-то в Грузии – и вдруг сошла лавина в Сванетии. Один мужчина-сван оказался внизу, когда сошла лавина на его село, и вот по горным дорогам мы вместе поехали на место трагедии. Наша дорога заняла три или четыре дня. Приехали – всё селение разрушилось. Я начал снимать. Никого не было на улицах, никого абсолютно. И вдруг я увидел, вот к этому остатку дома поднимаются вот эти люди – мужчина, женщина и ребенок, они несут в руках стаканчики маленькие с чачей или с водкой. У мужчины на груди портрет погибшего под лавиной его родственника. Я понимаю, что я сейчас могу сделать достаточно такой жесткий кадр. Они идут. Я знаю, где его делать, знаю, как его делать. Жду. Вот они подходят, я поднимаю аппарат к глазам, один раз нажимаю. Тишина полнейшая – горы. И мужчина этот на меня посмотрел. За спиной у меня стоит мой сван, с которым я приехал, вот он мне положил руку на плечо и говорит: «Ему не нравится, что ты фотографируешь».

И я не стал больше снимать, не сделал ни одного кадра. Женщина плакала, рыдала, на колени бросалась и снег разгребала, и ребенок стоял в стороне такой странный, с какой-то шапкой, на один глаз натянутой, и мужчина. Я не стал снимать. А когда все это закончилось, мужчина подошел ко мне и пригласил на поминки в землянку. Чужих приглашать на такие мероприятия там не принято, но меня пригласили за проявленное уважение.

Детки в клетках

Самая первая публикация в журнале «Огонек» из мест не столь отдаленных – раньше в Советском Союзе такого рода материалы не печатали. Это Судская колония для несовершеннолетних преступников. За четыре дня я сделал материал, который, в общем-то, принес мне достаточно много славы и много медалей, был опубликован в Independent Magazine английском, и во многих книгах был опубликован. Тогда не было цифровой камеры, я не мог на дисплее посмотреть, а правильно ли у меня тень упала. Я именно этой тени и добивался. Это в карцере, парень сидит и смотрит на меня, хотя я даже не просил его смотреть.

Дорога смерти

Начало пути на Памир, начало 80-х. Это одна из самых трудных командировок. Мы проехали по дороге Хорог – Ош, а эту дорогу называли дорогой смерти. Там высокогорье, 4,5–5 тысяч метров, дорога – серпантины, обрывы. И коробка передач у нас полетела на машине. Если бы не пограничники... Там все друг другу помогают, потому что понимают, что остановись ты на этой дороге на ночь, и ты можешь уже не проснуться.

Погода нелетная

Это «Домодедово» аэропорт, 70-е годы. Я бегу от электрички к зданию аэровокзала. Была плохая погода, и долгое время самолеты не летали, и поэтому все неулетевшие рассосались по аэропорту и вокруг. Человек на снимке – не улетел, он спит вот в конце этого железнодорожного «путя».

В первый раз

Это будущий лейтенант, перед первым самостоятельным полетом. Вот такой у него взгляд. В первый раз инструктора с ним не будет, он сидит первый в спарке. Это, по-моему, Оренбургское летное училище или Омское – в общем, в тех краях.

Строим будущее

Это Сахалин, 1974 год. Я поехал на практику студенческую фотокорреспондентом стройотряда. На этом кадре мои друзья-однокурсники. А тот человек, который держит за ноги непонятно кого уже – это Егор Верен, который сейчас один из руководителей «Интерфакса». Это ребята под теплотрассой прокладывают электрический кабель, один другому передают конец.

С вендеттой всё в порядке

Корсика. Я путешествовал по Корсике на машине главы корсиканской мафии. Мы поехали высоко в горы. Там был какой-то поэт, художник, писатель – очень милые люди, мы с ними беседовали, пили вино. Я отошел от компании, увидел вот этих вот двух колоритных ребят. Это жители поселка высоко в горах. Я по-французски очень плохо говорю. А у них еще какое-то наречие. Ну, в общем, я не нашел ничего лучше как спросить: «А как у вас тут с вендеттой?». И один из них тут же полез за спину и вынимает из-под рубашки пистолет и говорит: «А вот мы к вендетте всегда готовы. Вот вендетта – пожалуйста». И потом так мило улыбнулся.опубликовано

Также интересно:

Для Игоря главный жанр — аналитический репортаж. Главная цель в работе — сфотографировать правду, в поисках которой он объездил всю Россию, работал в 50 странах зарубежья, фотографировал практически во всех горячих точках нашей страны, на седьмой день после взрыва летал над реактором Чернобыльской АЭС. Профессионализм, огромная любовь к своей работе, и правильные принципы сделали работу Игоря значимой и всемирно признанной. Снимки фотографа публиковались в самых престижных мировых изданиях: Paris Matsh, Le photo, Stern, Spiegel, Independent, Elle, Рlay boy — и многих других. Номинирован на название «Лучший фотограф года» от журнала «Time». Лауреат премии World Press Photo.

Фото: Игорь Гаврилов. "В первый раз". Лейтенанг перед первым самостоятельным полетом.

Быть может, советская эпоха и не ассоциируется у нас сейчас со временем расцвета фотографии, однако она подарила нам немало прекрасных мастеров. Все они так или иначе сталкивались с препятствиями на своем творческом пути, но не все стали неофициальными, андеграундными фотографами. Некоторые, как, например, Игорь Гаврилов, сумели сохранить свой творческий почерк, публикуясь при этом в ведущих изданиях.

Игорь Гаврилов родился в 1952 году в Москве и фотографией увлекся еще в детстве. В школе он активно занимался любительской фотосъемкой, что помогло ему в 1970 году стать победителем Всесоюзного конкурса среди выпускников школ.

Дальнейший путь был, по сути, предопределен — Игоря вне конкурса зачислили на факультет журналистики МГУ, в только что образованную группу, готовившую профессиональных фотокорреспондентов.

Жизнь после Афгана". Конец 1980-х годов, Подмосковье. Фото Игоря Гаврилова

Еще на старших курсах Игорь получает предложение о сотрудничестве от журнала «Огонек», в котором в те годы была самая профессиональная фотослужба. В итоге этот союз продлится почти полтора десятилетия

Лучшая фотография 1990 года в Америке. Фото Игоря Гаврилова

Но с конца 80-х, когда становится возможной взаимодействие с западными изданиями, Игорь активно начинает работать «на мир», став московским корреспондентом журнала Time, который в том же году номинировал его на звание фотографа года.

Кадр с самой несчастливой судьбой. Я его сделал на Западной Украине, в городе Ивано-Франковске. В те дни туда съехалось достаточно большое количество иностранцев из соцлагеря, много корреспондентов. Я шел в пресс-центр из гостиницы и увидел такую сценку на автобусной остановке. Буквально два раза нажал. На меня набросился какой-то военный, стал кричать на весь Ивано-Франковск, что я порочу советский образ жизни, почему я снимаю инвалидов, откуда я взялся.

В «Огоньке» кадр не напечатали, и куда бы я его ни предлагал, его нигде не принимали. Главный редактор журнала «Советское фото» лично своими руками этот кадр три раза выкладывала из коллекций, которые посылались на какие-то международные фотоконкурсы — «Интерпресс-фото» или World Press Photo, сопровождая свои действия нелицеприятными комментариями.

Задули ветра перестройки. В «Советском фото» собрался полный редакционный зал московских фотокорреспондентов, предмет обсуждений — как осовременить журнал. Я достал этот снимок со словами: «Просто вот такие фотографии печатайте». И в ответ услышал: «Игорь, а где же вот ты раньше был, почему вот ты такие кадры не приносил в „Советское фото“?»

…Советские фотографии Игоря Гаврилова удивляют. Прежде всего, те, которые были опубликованы. В них вроде бы обычный, «правильный», порой скучный соцреализм. Но это только на первый взгляд. Если приглядеться к снимкам внимательнее, то можно понять, что они намного глубже своего первого, «официального», слоя.

"Детки в клетках". Самая перва публикация Игоря Гаврилова в журнале "Огонек".

Что уж говорить о тех фотографиях, которые не прошли цензуру или были сделаны уже во времена, когда цензура умерла! Искренняя и неприукрашенная правда жизни — самое важное для Игоря. Зафиксировать реальность именно такой, как она есть.

"Одинокий, но мудрый". День Победы, 1977 год.

Например, репортаж из Армении в дни страшного землетрясения 1988 года, за который Игорь и был номинирован, и с которого началось его сотрудничество с Time. В нем подлинная боль людей, потерявших кров и близких, весь ужас трагедии.

Землетрясение в Армении. Фото Игоря Гаврилова

И при этом — никакой «чернухи» с целью посильнее надавить на зрителя. Фотографии из реабилитационного госпиталя для «афганцев», из колонии для несовершеннолетних… да даже просто из студенческого отряда на Сахалине — везде виден фирменный почерк Игоря.
Сегодня Игорь Гаврилов — признанный мастер, чьи фотографии печатали, кажется, все ведущие издания мира. Он лауреат множества наград, включая премию World Press Photo.
Но Игорь по-прежнему много снимает, сотрудничая с разными агентствами и СМИ. В самом деле, фоторепортер никогда не знает, какой репортаж станет вершиной его карьеры.

Первый Международный конкурс парикмахеров в Москве. Фото Игоря Гаврилова

Строим будущее". Сахалин, 1974 год. Фото Игоря Гаврилова